Олег Лёвин 

Побег

(рассказ из цикла ’’Источник Варвары’’)

 

В 17** году крепостной человек господ Б-х Емельян Ефимов бежал из д.  Г-ий принадлежащей одному из старших Б-х. Намеревался он идти на Дон, где как сказывали старики живут вольные гулящие люди казаки.

Пять лет Емельян добирался до Дона, побывал во многих местах России, но к казакам так и не попал. В Дорогобуже ему сказали, что лучше идти на Яик, там повольней живется, а на Дону его сейчас же изловят; в Брянске он узнал о стране Офир, что за морем-акияном, и живут еще вольней, чем на Дону и Яике. Так он шел, медленно продвигаясь на юг, в поисках воли и рая земного.

Ночевал, где придется, питался как нищий подаянием. Знал он, что ищут его, а сыщут жестоко накажут. Видел, еще живя в д. Г-й, как Степана Родионова пымав били на псарне батогами жестоко и как тот помер после в доме своей матери, так и не придя в себя.

Не ведал он только, что имя его давно значится в реестре беглых людей и записаны там приметы его: ’’Ростом мал, власы на главе имеет кудреваты, брада зело черна’’. За пять лет странствий изменился Емельян Ефимов и брада была теперь не так черна, в исхудавшем, грязном человеке, едва ли и мать родная могла бы узнать прежнего Емельяна.

В городе Тамбове седой мрачный унтер стал пристально разглядывать Емельяна и вдруг сказал:

- Чтой-то морда мне твоя знакома? Ну-ка, поди, сюда.

Не стал подходить к нему Емельян Ефимов и не ждал, когда подойдет унтер: побежал, что есть силы и был таков. С тех пор он уже не заходил в большие и малые города, обходил их стороной. Спал в поле и в лесу, в скирдах и под валежником. Питался чем Бог пошлет и все шел, шел… Зачем, куда, он и сам не знал теперь. Искал волю, искал счастье…

Знойным летом в поле тяжело. Солнце печет немилосердно, куда не глянь везде ширь и простор. Ни кустика, ни деревца. Не приляжешь, не отдохнешь. Впереди только серо-коричневая дорога, пыльной лентой петляя и взбираясь с горки на горку уходит за горизонт.

В один из таких знойных летних дней брёл Емельян Ефимов такой дорогой. Облизывал пересохшие и потрескавшиеся от жары губы и мечтал об одном: напиться чистой ключевой воды. По временам пристально оглядывал даль Емельян, надеясь увидеть какую-нибудь деревушку или хоть кусток какой, али деревце. Вдруг заметил он кучку кустов, а чем ближе подходил, тем больше различал, что не кусты то, а большие деревья растущие плотно, как в лесу. Уже и шелест листьев слышал и породы деревьев различал: осины, клены, березы, - а все не верил, что не видится это ему. Убедился и уверился только тогда, когда по узкой тропинке вошел в небольшую рощу, и ощутил свежую прохладу леса, сладость чистого воздуха.

Где-то в стороне весело журчал ручей. Слышно было, что вода падает откуда-то сверху и разбивается о синюю гладь небольшого озера. Наклонил голову Емельян Ефимов и узрел широкую, как будто кем выдолбленную в земле дорожку. Походила она на желоб, а дно его устилали прелые листья.

Почти побежал по этой дорожке Емельян (и откуда силы взялись!) и вскоре оказался он на большой поляне окруженной высокими елями. Ели росли по вершине небольшого горы, а из подошвы этой горы била струя чистой, ключевой воды. Вода падала в небольшое озерцо, а из озерца узким ручьем убегала в глубь леса. Над тем местом где вытекал ручей, повыше него, в обнажившихся корнях елей была кем-то поставлена большая икона великомученицы Варвары, а над ней на вершине горы вкопан крест. Святая дева изображена на иконе во весь рост с распущенными волосами, взор её устремлен ввысь к Творцу. В правой руке её крест, а в левой веточка, и сама она и весь фон, всё в голубых мягких тонах.

Бросился Емельян в озерцо, на коленях подполз к бившему из горы источнику и стал пить. И казалось ему, что никогда он не пил такой вкусной воды, которая ледяным холодом обжигала губы и горло.

Напился, отполз в сторону, лёг на траву, раскинул руки и, устремив взор в небо подумал: ’’Вот она, страна Офир!’’

Наверное, заснул Емельян Ефимов или просто долго лежал в полудреме, только показалось ему, что кто-то стоит над ним и легко касается его волос: "Видно сыскали меня", – в ужасе подумал Емельян и тут же вскочил на ноги, приготовившись биться за свою волю. Но вместо врагов он увидел деву неописуемой красоты, всю в голубых одеяниях и с ветвью в руке. Смотрела она на Емельяна ласково, ласково, как не может смотреть ни матерь, ни  зазноба, а только житель небес. Спросил Емельян деву:

-         Кто ты?

-         Я, Варвара- дева, мученица Христова.

Пал на колени Емельян Ефимов, как будто открылось у него в душе что-то, как будто груз какой упал камнем лежащий на ней. Залился он слезами и снова спросил:

-         Что мне делать святая Варвара?

-         Служи Богу. Оставайся со мной.

Был ответ и видение исчезло. Или как будто снова стало иконой. Казалось Емельяну, что дева все также смотрит на него из образа, будто ждет ответа.

 

****

 

В пятистах шагах от родника, в пещерах ископанных в крутых берегах оврага жили старцы-монахи. Их было четверо. Один слеп, другой почти не ходит, двое других очень слабы. Все они изнурены долгим и строгим постом. Уединение, молитва, пост, покаянный ежедневный плач о грехах своих, очистили их души. Теперь они подобны ангелам.

Старцы приняли Емельяна ласково. Разрешили жить ему в одной из пещерок. Никто не спросил его откуда он, кто, есть ли у него "вид", только имя, чтобы поминать в молитвах.

Живя с ними, он забыл, что беглый, что его ищут, забыл и о цели своего побега. Здесь, в этих пещерках, он обрел всё: волю, счастье и смысл.

Монахи были воплощением мудрости и простоты, они не учили и не наставляли, но каждое их слово было исполнено такой силы, что Емельян невольно с радостью выполнял каждую их просьбу.

Близилась осень. Ночи становились холодней. Утром выпадала роса  и туман, густой и белый как молоко, стелился по дну оврага. До полдня Емельян ходил по дубраве, которую местные жители называли Кушниковой, собирал сухие ветки и складывал их в небольшой сарайчик. Так он готовился к зиме.

Осенними вечерами старцы собирались в самой большой пещере, где стоял аналой, горели свечи, тускло, освящая темные лики святых на иконах развешенных по стенам пещеры. Здесь они купно молились, а потом долго сидели у костра, разложенного у самого входа. Творили Иисусову. Неслышно шевелились их губы произнося заповедные слова: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго". Покой наполнял души и казалось, умиротворялся мятущийся мир.

Так они жили. Незаметно пришла зима. С лютыми морозами, вьюгами и ясными солнечными днями, когда ослепительной белизны снег слепил глаза.

По весне, с первыми грачами, пришла радость и к Емельяну. Радость, которой раньше не чаял и не ждал даже в самых прекрасных снах. Самый старый монах, имевший священный сан, постриг Емельяна во иноческий чин с именем Евсигний. Теперь в миру остался Емельян Ефимов и быть может он по-прежнему брел бескрайними просторами России в поисках воли и рая на земле. Тот Емельян оставался для мира жив, и его  искали и числили в списке беглых. Для мира теперешний его постриг был ничто, даже больше противозаконным деянием, нарушающим духовный регламент и вдвойне отягчающим Емельяна вину. Но что до того иноку Евсигнию? Он умер для мира, в котором чтут только внешне Христа и забывают о сокровенном и сути. Он умер для мира. Пусть прежний Емельян Ефимов бродит по миру и числится беглым...

Летом крестьяне из ближайшего к дубраве села Оржевка принесли тревожную весть: заметался пожаром бунта Яик. Явился, восставший из мертвых, император Петр Феодорович и во главе казацкой вольницы брал город за городом. Но и другое говорили смирные оржевские мужики, что не царь это вовсе никакой, а простой казак Емелька Пугачев. Достигла новость и старцев. Узнав истину, сказали они иноку Евсигнию: "Антихрист-то. Близко уже, при дверях". Ушли в свои пещерки, пребывали там днем и ночью, света белого не видя, вкушая малую толику хлеба и пия берестовый жбанчик воды из источники св. вмч. Варвары единожды в день. В пещерках коленопреклоненно стояли они перед образами усиленно моля Спаса, Пречистую и Святых, да разрушатся козни врага, и минует чаша раздора любимое отечество. Старался подвизаться вместе с ними и Евсигний, но  непривычно было ещё молодое тело к трудам постническим – не сдюжил. Дали ему старцы ослабу: знай, правило иноческое да исполняй послушание по хозяйству.

Снова потекли дни как прежде. В повседневных трудах и заботах не замечал Евсигний их бега. Как-то днем, утомившись, заснул Евсигний под большой сосной и привиделся ему сон будто тот Емельян, что на Яике бунт поднял, есть он сам. Виделось ему – рубил он вострой саблей головы невинных людей. И было то так легко, как курице, вот только в ведро не опустишь шеи лишившейся головы и кровь, бия из нее, залила весь кафтан Емельяна Ефимова. Таким видел он себя во сне: весь в крови людской. А потом столько много её стало, что начал тонуть Емельян в ней. Проснулся в ужасе инок Евсигний. Липкий пот струился по челу и лику, и казалось кровь то.

  Побежал он к старцу, пал в ноги ему, тут же рассказал ему о своем искушении. Старец утешил его и сказал: "Успокойся, брат Евсигней, и за нами придут. Уже близко. Но ты бодрствуй, будь добрый воин Христа. Вот зрю, – уготован тебе венец мученика и со Христом ты в селениях райских. Не говорю, спасен, то не моя воля, но причислен. Радуйся!"

Однажды ранним утром отправился молодой инок в дальний угол дубравы, где заприметил накануне большую поляну земляники. Решил собрать её, полакомить старцев.

 Долго, до самого полудня, ходил по полянке и набрал целое лукошко вкусной спелой ягоды. Возвращался к пещерам полный радости: "Вот ужо старцев угощу!"

В пещерах никого не было и как будто какая злая сила прошла по келиям: аналой опрокинут, иконы на земле валяются, свечи поломаны и в песок втоптаны. Вдруг от источника Варвары донеслись звуки, как будто кричал кто. "Неужели разбойники Емельки?" – пронеслась в голове Евсигния страшная мысль. Схватил он топор, но, подумав, оставил и быстрым шагом пошел к источнику.

Пробирался кустами, хоронясь за деревья подобрался инок шагов на сто  к источнику и увидел четырех разбойников на конях. Все в мохнатых шапках, богатых полукафтаньях. К седлам приторочены мушкеты и пики, за поясами пистоли, в руках сабли. Перед разбойниками, на коленях стояли старцы. Вид их был смиренен и скорбен. Один из разбойников, видимо главный, что-то кричал монахам. Хотя Евсигний и не слышал, что именно, ветер дул от него, но по долетавшим обрывкам слов догадался, что требовал главарь показать, где богатство зарыто. Один из разбойников указал своим товарищам на медную ризу иконы Варвары, и что-то сказал главарю, тот махнул головой и разбойник, спешившись, начал взбираться на гору, подбираясь к иконе.

  Евсигний был ближе к образу, он уже не прятался за кустами, бежал на помощь Варваре. Он слышал, как прогремел выстрел, и пуля свистнула около уха. Невредим, добрался до иконы, взвалил тяжелый образ на спину, пустился бежать по дороге-желобу от источника.

  Разъяренные разбойники на конях мгновенно догнали монаха. Два сабельных удара пришлись по медной ризе Варвары, третьего не выдержал Евсигний, подкосились ноги, упал, завалился на спину, охватил икону руками, как бы заслонив собой, и получил удар пикой прямо в самое сердце, да так, что  вышло острие пики у него меж лопаток и вонзилась в образ рядом с рукою Варвары.

  Убоялись чего-то разбойники. Может грозного взгляда Варвары, может совесть проснулась. Только к старцам они больше не возвращались, ускакали восвояси.

  Монахи Евсигния с образа сняли. Как положено, омыли, панихиду пропели и положили инока во сыру землю аккурат под ту сосну, где привиделся Евсигнию страшный сон.

  Погребли они тело мученика, затушили лампадки в пещерках, а на утро, собрав книги и утварь в узелки ушли из пустыньки, а куда никто не ведает.